Пётр Марчанка

Дата задержания: 2 августа 2021

Вышел на свободу: 11 октября 2022

Адносна іншых, мне было лягчэй: наш тэрмін быў усяго паўтара гады. Але ёсць людзі, якія разумеюць, што ім давядзецца сядзець чатыры альбо дзесяць гадоў. І шмат з іх не ўпэўненыя, што яны дажывуць да выхаду, асабліва тыя, у каго ёсць нейкія хваробы, таму відавочна, што трэба змагацца за вызваленне кожнага чалавека. Біцца трэба за кожнага.

Для мяне не з'яўляецца чымсьці кепскім прапаноўваць рэжыму штосьці, каб абмяняць палітвязняў. Я не разумею, калі гавораць пра гандаль людзьмі. Гаворка ідзе зусім пра іншае. Што робяць, калі тэрарысты бяруць людзей у закладнікі? Так, мы ведаем расійскія выпадкі, што яны не размаўляюць з тэрарыстамі, каб у тэрарыстаў не было спакусы браць людзей у закладнікі, але ж гэта ўсё роўна адбываецца. А ў цывілізаваных краінах дамаўляюцца з тэрарыстамі, гэтаму нават вучаць – размаўляць, каб зменшыць колькасць ахвяр. Бо галоўная задача – захаваць жыццё людзей. Гэта павінна абмяркоўвацца ў першую чаргу. І праца офіса Святланы Ціханоўскай, КР і іншых беларускіх дэмакратычных сіл перш за ўсё павінна быць накіраваная менавіта на вызваленне палітвязняў.

Паглядзіце, Украіне ўдалося вызваліць сваіх людзей з беларускіх турмаў, а гэтага ніхто не чакаў. Плюс цяпер Лукашэнка вызваліў 18 чалавек, значыць, ёсць магчымасці вызваляць палітвязняў. Ёсць тое, што можна прапаноўваць рэжыму, каб рабіць гэта. Проста, магчыма, няшмат ёсць зацікаўленыя ў тым, каб ціснуць менавіта на рэжым. Мабыць, людзі лічаць гэта такім прызнаннем перамогі рэжыму. Магчыма, так і ёсць, але жыццё чалавека па ўсіх міжнародных канвенцыях – першае, на што трэба звяртаць увагу. Можна чым заўгодна ахвяраваць, толькі не чалавечым жыццём.

На жаль, людзі не схільныя думаць пра іншых. Тым, хто за ўсе гэтыя чатыры гады пасля 2020 года не пабывалі на Акрэсціна, на Валадарцы, у калоніі, не зразумець, што даводзіцца перажываць палітвязням. Нават на выбарах у КР гэтае пытанне аб вызваленні палітвязняў не прагучала. Але паглядзіце – з выбараў прайшло ўжо чатыры гады. Усе казалі, што эканоміка ляснецца ўжо ў 2020 годзе. У 2021 казалі, што дакладна ляснецца, але зараз 2024 і заробкі ў Беларусі растуць. У рэжыму ёсць падтрымка Расіі, Кітая і іншых краін. Лукашэнка трыццаць год ва ўладзе, гэта ягонае кунг-фу. І калі можна яму нешта прапанаваць, каб вызваліць людзей, мне пляваць, што гэта будзе.

Бо, калі мы на волі, мы нават не разумеем, праз што праходзяць людзі кожны дзень там. Калі я быў у турме, то не мог уявіць, што недзе ёсць нармальнае жыццё. Што людзі глядзяць на фантаны, п'юць каву альбо піва, я не мог паверыць, што гэта існуе. Як не могуць уявіць людзі на волі, што існуюць калоніі з іх жорсткімі ўмовамі.

Праўда ў тым, што зняволенне – такая замаруджаная смерць. У кожнай калоніі цяжка. Але самая жорсткая калонія – гэта жаночая калонія. Там знаходзяцца амаль усе жанчыны палітзняволеныя. Калі мне жонка расказвала, як яны там жылі, я нават не мог сабе ўявіць, што хтосьці арганізаваў такія ўмовы для дзяўчат, для маці, для жонак, для дачок…

Кожны дзень пабудаваны так, што ты не належыш сам сабе. Напрыклад, тваё харчаванне з'яўляецца такім, што арганізму проста не хапае энергіі для падтрымання жыццядзейнасці. У цябе разбураюцца зубы, у цябе недахоп кальцыю і бялку, разбураюцца мышцы, там вельмі моцна худнееш. Гэтае харчаванне вельмі нізкаякаснае, таму здараюцца частыя дыярэі. А галоўнае – там няма медычнай дапамогі. Яна вельмі абмежаваная. Калі мы ўжо ведаем, што шэсць чалавек памерла ў калоніі, то гэта значыць, што колькасць людзей, якія былі там пры смерці, значна большая. Людзі хварэюць і абавязаны ўсё роўна выходзіць на працу, усім там напляваць на тое, як ты сабе адчуваеш. Як яны самі кажуць: гэта вам не санаторый. Гэта можна перакласці так: яны робяць усё для таго, каб зрабіць жыццё кожнага палітзняволенага пеклам. Гэта канкрэтная філасофія і практыка месцаў зняволення. Іх задача – знішчаць людзей.

На пытанне, што трэба рабіць, каб вызваліць палітзняволеных, я б сказаў, што гэта павінны быць нейкія рэзкія крокі, напрыклад, зачыненне мяжы, як робіць гэта зараз Польшча. Так, гэта ўплывае на беларусаў у Беларусі, але ўводзіць санкцыі толькі супраць рэжыму, не закранаючы беларусаў, немагчыма. Таму што Беларусь – гэта ўсе разам: і Лукашэнка, і ўсе беларусы. Мы ўсе вінаватыя ў тым, што Лукашэнка ўжо трыццаць год ва ўладзе. Не можа быць, што нехта захапіў уладу, а астатнія не разумеюць, як гэта адбылося. Былі і ёсць людзі, якія яго падтрымліваюць. Рэжым не трымаецца на адным вінціку, які трэба проста выкруціць.

Таму трэба рушыць да таго, каб неяк дамаўляцца з рэжымам, каб вызваляць палітзняволеных. І нават калі выйшаў не ты, а іншы палітзняволены, якога ты бачыў побач у калоніі, гэта дае вялікую надзею, што аднойчы і ты выйдзеш на волю.

‍

Мария Каленик

Дата задержания: 12 ноября 2020

Вышла на свободу: 30 ноября 2022

Когда я сидела, на политзаключенных постоянно давили, говоря писать о помиловании. Причем, чаще они угрожали, что если не напишешь, то найдут нарушение и за этим последует наказание. Многие писали помилование, особенно те, у кого был большой срок. Но выпускали не так много людей, и надежда на то, что прошение о помиловании сработает, таяла с каждым днем. А потом, спустя время о помиловании со стороны администрации колонии уже и не говорили, не знаю почему.

Раньше я считала, что если и выпускать политзаключенных, то всех. Но сейчас я думаю иначе. Важно освобождать людей, пусть это и не тысячи человек. Просто в колониях много тех, кто тяжело болеет – это астматики, онкобольные, люди с сердечными заболеваниями… Им находится в условиях колоний особенно невыносимо.

Каждый хочет выйти на свободу. Каждый хочет увидеть родных. Трудно сказать, как можно реализовать освобождение политзаключенных, пусть и нескольких. К примеру, ослабить какие-то санкции против режима. Ведь жизнь человека ценнее санкций.

У меня сейчас близкий человек находится в колонии, и я готова многое отдать, чтобы он оказался на свободе. Но я понимаю, что, возможно, его мнение от моего отличается. Снаружи ты понимаешь, что важно иметь надежду на освобождение своего близкого. Но крайне тяжелый выбор – кто им будет? Страдает огромное количество людей – и тяжелобольные, несовершеннолетние многодетные мамы… В идеале хорошо выпустить всех. Но реально ли это? И если нет, тогда можно говорить о том, чтобы выпустить тех, кто болеет раком, например.

Каждый политзаключенный важен. Но есть те, кому свобода нужна как воздух. Например, когда я была в колонии, понимала, что мой срок не такой большой и я его выдержу. Я больше думала о тех, у кого большой срок, о тех, кто тяжело болеет, и как было бы здорово, если бы их отпустили. За это стоит бороться. Знаю, что многие политзаключенные думают о других политзаключенных  больше, чем о себе. Они переживают и желают, чтобы они скорее освободились. Когда ты выходишь на свободу, ты боишься, что снова попадешь сюда, но больнее всего – расставаться с девочками, которые продолжают сидеть свой срок.

‍

Ольга Лойко

Дата задержания: 18 мая 2021

Вышла на свободу: 17 марта 2022

Говорить, как важно бороться за каждого политзаключенного сложно. Потому что ты сразу становишься объектом хейта. Когда я рассказывала, как, будучи в колонии, все равно надеялась на помощь со стороны своих коллег, то слышала в ответ: “На что она могла надеяться, с чего вдруг?”. По мнению хейтеров, политзаключенные должны сидеть спокойно и терпеть. И все.

Эти люди лишают нас даже права на надежду, что уж говорить о конкретных действиях, направленных на попытки освободить или как-то помочь политзаключенным.

Логично, что никто не хочет подвергаться нападкам, тем более после пережитого в колониях, в СИЗО, в ШИЗО… Хейтеры не понимают, через что проходят тысячи беларусов. Это не им нужно собирать передачи, не им нужно переживать, как там дома мама или твой ребенок без тебя, пока ты в тюрьме. Не они платят за тебя кредиты и алименты да собирают деньги на адвоката.

У меня, глядя на всю эту ситуацию, возникла одна метафора, которую я все не решалась озвучить, но, видимо, пора: хороший политзаключенный – это мертвый политзаключенный. Потому что он очень удобный. Ему не нужно носить продукты, платить за его адвоката, отвечать на его вопросы, стоять в очереди по 8 часов, чтобы передать в передачах пилочку для ногтей, так как без нее ему в СИЗО плохо. Мертвым же политзаключенным можно размахивать как знаменем, негодуя о его судьбе. Так как ничего другого делать уже не нужно.

Мне кажется, что некоторым людям было бы удобно, чтобы политзаключенные поменьше выступали, а просто выполняли свою функцию –  молчали и страдали. А ведь политзаключенные не ждут, что их сделают героями. Выйдя на свободу, они ждут поддержки, добрых слов о том, что все будет хорошо, элементарной помощи.

Но когда ты выходишь из колонии, тебя почему-то  со всего размаху бьют высказываниями мол, да кто там вышел, сплошной ноунейм. Да, это обычные люди. И в этом и есть большая драма. Так как профессиональные политики, лидеры намеренно шли против режима, понимая, что это борьба за власть, и проигравший может что-то потерять. А обычный человек сел ни за что, буквально за лайк, за выраженное мнение, но он не готовился к тому, что в случае победы станет министром или президентом. Этот человек просто пострадал. Но уж точно на что не рассчитывал этот человек, так на унижения со стороны тех, с кем вроде как находишься на одном поле. Когда говорят, да подумаешь, сколько тебе сидеть оставалось, год потерпеть можно.

Нет, ребята, все иначе. Этот год – год моей жизни. Это год без детей, без родителей. Это испорченное здоровье, упущенные возможности, это трата всех сбережений семьи и близких.

Да, многим вышедшим политзаключенным раньше срока, оставалось сидеть совсем немного. Только всегда есть страх, что они могли не выйти в тот самый долгожданный день.

Крайне удивляет, что мнение о том, как важно бороться за каждого политзаключенного не стало мейнстримом. Тем более никто не предлагает ползти на коленях к режиму или делать что-то нарушающее принципы и ценности людей. Но нормально не упрекать политзаключенных за то, что они написали прошение о помиловании. И не нужно ссылаться на 2015 год, когда некоторые политзаключенные писали прошение о помиловании, а спустя непродолжительное время выпустили всех политзаключенных, даже не написавших прошение, а потом уже и упиравшегося Статкевича. Но сейчас не 2015 год. Тогда люди вышли, отсидев год-полтора максимум, даже те, кто не писал прошение. А сейчас люди сидят уже четыре года. Многим кажется, что репрессии закончились, люди выходят на свободу, можно не вовлекаться в их проблемы.

Стоит признать, что за пределами Беларуси и внутри ее огромное количество травмированных людей. И мало кто хочет слышать о тех ужасах, что переживают до сих пор беларусы и беларуски.

Но при этом было бы интересно узнать, как диванные борцы и советчики пережили условия колоний. Какое у них в этих жутких условиях сложилось бы мнение о важности освобождения каждого политзаключенного, включая его самого.

Это такой наш беларусский нарратив – ценность страданий. При этом я не вижу такого ни в Украине, ни в Израиле: там ключевое требование – спасите наших людей. Любыми доступными способами.

При этом у Беларуси тоже есть возможность делать эти шаги. И существуют разные процедуры. Да, частью из них может быть прошение о помиловании, это сделка, когда ты понимаешь, что должен сделать ради своего освобождения. Иногда это важно, даже если ты не рассчитываешь на выход – это возможность увести от себя повышенное внимание от администрации колоний. Ведь это повышенное внимание может быть опасным для здоровья. В ШИЗО никто сидеть не хочет.

Еще есть возможность работы с международными организациями, включая ООН. Есть проект, касаемый пожилых людей. Сегодня около 60 пенсионеров находятся в заключении, и почему мы не должны вести речь о том, чтобы хотя бы сменить им условия заключения на домашнюю химию. Это было бы огромное достижение. Многим кажется, что бороться за освобождение – это выйти из стен тюрем с бело-красно-белым флагом. Нет. Для пожилых людей оказаться дома, пусть и продолжая отбывать свой срок, уже счастье и облегчение.

Можно договариваться о штучных вещах. Так, есть люди, которые сидят сейчас в условиях инкоммуникадо. И представители ООН, работающие с белорусскими властями до сих пор, могли бы получить возможность связаться с политзаключенными, которым запрещена любая связь с внешним миром. Чтобы узнать, как их здоровье, что они живы.

Правда в том, что есть вещи, которые нужны нам, а что-то нужно режиму. Нужны переговоры, медиация. Есть влиятельные люди, которые могут поспособствовать в помощи политзаключенным. И случаев, когда они влияли уже несколько. Например, с Софьей Сапега.

Иногда звучит опасение, что пропаганда перекрутит в свою сторону любые попытки коммуникации с режимом. Только пропаганда в любом случае исказит любую информацию даже без каких-либо попыток борьбы за каждого человека.

Среди бывших политзаключенных я не знаю ни одного человека, который бы считал, что нужно сидеть до конца. Сидеть в застенках, лишая себя права на нормальную жизнь.

Упрекать людей, что они делают что-то ради своего спасения, мне кажется, неуместно. И сейчас факт освобождения некоторых политзаключенных стал надеждой для тех. кто еще сидит в тюрьме. А без надежды быть там невозможно. Все хотят жить. Жить со своей семьей. Поэтому каждый политзаключенный ждет от нас безусловной поддержки.

‍

Ксенія Сырамалот

Дата задержания: 12 ноября 2020

Вышла на свободу: 30 ноября 2022

У палітзняволеных шмат праблем са здароўем, яны знаходзяцца ў дрэнных умовах. І што важна, здароўе пагаршаецца ва ўсіх, нават у тых, хто да турмы не хварэў і адчуваў сябе вельмі добра. Гэта гады, месяцы жыцця, якое спыняецца, і ты нічога не можаш зрабіць. Ты адчуваеш сябе залежным ад людзей у форме, ты не ведаеш, як пройдзе твой час за кратамі: больш-менш нармальна ці кожны месяц у ШІЗА.

Я думаю, што самае каштоўнае – гэта чалавечае жыццё. Калі сапраўды ёсць нейкія магчымасці да вызвалення, трэба імі карыстацца. Нават калі вызваліцца адзін чалавек. Таму што гэта не толькі жыццё асобнага чалавека, а жыццё яго сям'і, дзяцей, партнёра альбо партнёркі. Шмат людзей пакутуюць, калі блізкі знаходзіцца за кратамі.

Адназначна трэба намагацца, працаваць над гэтым пытаннем, каб вызваляць палітзняволеных.

Але складана сказаць, як гэта рэалізаваць. Спачатку, напрыклад, ладзіць дыскусію паміж грамадскімі арганізацыямі, палітычнымі структурамі, каб разам абмеркаваць, што трэба зрабіць. Важна супрацоўнічаць з замежнымі інстытуцыямі.

Таксама, канешне, думаеш аб тым, каго вызваляць, а каго не… У мяне, напрыклад, засталіся ў калоніі добрыя знаёмыя, і я шмат думаю ў першую чаргу пра іх. Але кожны незаконна асуджаны важны. Калі атрымаецца кагосьці вызваліць – гэта добра.

Я сама памятаю, як была ў калоніі і вызвалілі па памілаванні некалькі чалавек. Адна з іх была жанчына сталага ўзросту. У такі момант, канешне, задумваешся, што хтосьці выходзіць, а ты не. Але я вельмі радавалася за дзяўчатак і за тую жанчыну, бо ёй было каля сямідзесяці гадоў, часам яна гаварыла, што не дажыве да таго часу, калі зноў будзе свабодная.

Многія палітзняволеныя кажуць, што ні аб чым не шкадуюць, ніхто ніколі не адмовіцца ад сваіх перакананняў. Такая пазіцыя выклікае ў мяне павагу. Але гэта не адмяняе таго, што жыццё столькіх людзей спыняецца на нявызначаны час. У такіх умовах нармальна жадаць вызваліцца, каб пабачыць родных, абняць дзетак альбо пагладзіць котку. І кожны сам абірае рабіць тое, што лічыць патрэбным. Пісаць ці не пісаць прашэнне аб памілаванні.  На жаль, у такіх сітуацыях не бывае адназначных адказаў.